«Быль семейную рассказать, говоришь? Можно. Трындеть – не мешки
ворочать. Слушайте. В начале истории сказать бы какую-нибудь поучительную мудрость. Но ничего не приходит в голову, когда вспоминаю о тех событиях. Только пальцы начинают трястись. Во, глянь – он вытянул натруженную руку, демонстрируя. - А ведь больше двадцати лет прошло».

Василич экономно забычковал недокуренный винстон, отпил прямо из литровой банки клюквенный морс и продолжил негромко вспоминать.

читать дальше

* * *

В последнюю неделю того дождливого августа Юрка неосторожно повредил правую руку на халтуре. Так, ничего особенного – пальцы целы остались, а мясо с кожей нарастут. Но пока забинтованная рука не давала полноценно работать, пришлось сесть на больничный и даже забыть о подработках. Такой вот удар по семейному бюджету. Хорошо хоть ягода поспела. Клюкву, в сезон в их болоте брали ведрами. И себе, и на продажу хватало.

Собрались всей семьей. Решено было разумно: жена с тещей ягоду будут ходом брать, а Юрка за рулем и с детьми в лесу, раз рука не работает. Да и жене от ребятни нужно было хоть иногда оторваться. Троица активных непосед выпивала все нервы у матери. Старшей – восемь, среднему – пять, младшему – нет и двух лет. Доскочили до места быстро, высадились, намазались антикомариным кремом, условились о времени обеда. Женщины азартно рванули в болото, конца и края которому не было, а Юра, взяв с собой батон и флягу с водой, повел свою команду в другую сторону – на давно присмотренную маленькую куртинку морошки. Ягоды с белым хлебом – лучший полдник в лесу.

Вскоре знакомые придорожные поляны сменил однообразный болотный пейзаж – куда ни кинь взгляд – чахлые сосенки, кочки со мхом и багульником. Россыпь клюквы под ногами – но разве ж ее много съешь. Не то что царская ягода. Морошка все не хотела показываться банде юных приключенцев. Малого пришлось брать на руки – устал. Вскоре устал и средний, началось: «попиииить, погодиииите, давайте посидиииим».

Юрка вырос в деревне рядом с лесом. Болота там не было, но в лес один шастал с семи лет. У него был встроенный компас. Всегда знал, не глядя на солнце, в какой стороне дом и куда нужно выходить. Только в тот день что-то случилось с его компасом. То ли нытье ребятни, то ли леший под ногу, да только спустя час блужданий понял Юра, что потерял он ягодное место, к которому шли.

Постоял, подумал, взял чуть правее и снова полчаса с отдыхом, и снова осознание – не туда. Он понял, что лучше вернуться к машине, дети устали и уже не до морошки. Раздал детям куски батона, дал попить. Закурил и подождал пока доедят. И снова с младшим на руках и еще двумя в обозе по кочкам, но уже обратно.

Когда мох под ногами начал качаться особенно сильно, а болото зачавкало по сторонам Юрка понял, что, похоже, они идут совсем не к машине. Деревца почти пропали как-то незаметно. Он глянул на солнце, прячущееся за тяжелыми тучами, наплевал на свой природный компас и попытался вспомнить, где светило было в начале пути. Болото это начиналось у них и тянулось на 400 км до самого Питера. Уйдешь – не вернешься никогда.

Не просто мурашки и мороз по коже, а почти ноги отнялись, когда он представил, что завел троих детей в такую переделку, откуда взрослый мужик не всегда выберется.

Средний совсем разнылся: «Домооой хочууу» и старшая цыкнула на него: «Да заткнись ты! Не видишь, мы заблудились!»

Юрка оглянулся на нее. Серьезный взгляд. Упрямо прикушенная губа. Давно все поняла, умница, но не ноет. В мать. А вот средний еще характер не воспитал и потому услышав новость, раскрыл рот пошире и заревел в голос. Младший всегда плакал со всеми за компанию, даже с героями мультиков. Он громко поддержал брата. Юрка курил, пытаясь успокоиться и сосредоточиться. Руки, сжимающие сигарету тряслись крупной дрожью. «Ведь бабы уже хватились. Но за рулем не умеют, даже за подмогой в деревню не доедут, а это 20 км». Он напрасно прислушивался к звукам. Глухо. Ни криков, ни сигнала их «ласточки».

Выкурив три штуки, он все же решил идти, по солнцу, надеясь, что верно сориентировался. Дети вымотались, промочили ноги и не только – спотыкаясь в мокрых качающихся кочках. Нести пришлось уже двоих и ждать старшую, которая ковыляла, по прежнему упрямо закусив губу и старательно пряча слезы от него и братьев.

Когда приметил деревья повыше, направился к ним. Это было в сторону от намеченного пути, но проверить стоило.

Когда под ногами перестало качаться и хлюпать, Юрка уселся на землю спиной к корявой березе и мысленно взмолился, сам не зная кому: «Ну дети же! Не дайте им пропасть!» Наверное всем лешим, кикиморам и существующим богам всех пантеонов мира.

Они вышли на лесную дорогу в нескольких километрах от машины – там, где проезжали, направляясь за ягодами. Вскоре послышались отдаленные вопли перепуганных женщин и автомобильный клаксон. Заорали – отозвались. Зареванный средний бегом припустил по дороге к бабушке. Младший засыпал на плече, а старшая только теперь взяла Юрку за руку. Успокаивающе сжала и вздохнула так, что мужчина чуть не расплакался. Что он выслушал потом от жены и тещи, лучше не рассказывать.

* * *

Василич обвел глазами слушателей. И сказал, глядя в удивленно-серьезные глаза молодой, по-столичному элегантной женщины:

— Лет мне было как тебе сейчас. Неужели совсем не помните ничего? Ну ладно пацаны, но ты-то вроде должна… Дела. Значит, память детская решила, что лучше стереть это. Да ну нафиг эти истории. Давайте лучше споем. Миш, тащи мою гитару!